Люди с самой первобытности обменивались излишками природных бо­гатств - рыбой, орехами, шкурами. Но это еще не было торговлей. Торговля появилась, когда обменивать стали не излишки, а созданные специально для обмена товары, и когда появились деньги...

С момента появления де­нег и специальных об­менных товаров торговые обороты стали расти, втя­гивая новые массы людей и развивая производство. Купец на свои доходы нанимает грузчиков и перевозчи­ков, учетчиков и охрану - эти структуры тоже идут в рост и тянут за собой следующий слой, например судостро­ение: тот, кто предложит более вместительное и на­дежное судно, выиграет - а вместе с ним и перевозчик, и купец.

Возникают национальный рынок и государство, объе­диняющее интересы всех, кто в него вовлечен. Государство дает народу средство обмена (деньги), организует оборону и правовую защиту внутри страны и за ее рубежами.

Но «простые люди» этого не видят, им бы купить поде­шевле, а продать подороже.

Пожар на Красной площади

Со второй половины XIV века на русских равнинах появился новый мощный торговый центр - Москва.

Помимо торговли внешней, которую держали купцы и гости, сами производители товаров, крестьяне и ре­месленники, прямо внутри стен Кремля вели торговлю внутреннюю. Великий князь давал торговле весы, меры и монету. Власть регламентировала торговую деятель­ность; в Кремле жили бога­тейшие купцы и гости.

Но терпеть рядом с собой крикливую базарную толпу власть не желала!

В 1493 году указом Ива­на III торг вынесли за преде­лы Кремля, а деревянные до­мишки на площади у его стен снесли. Этот «микрорайон» часто горел, в народе его так и называли - Пожар. Говори­ли: «Сходим послушать, что говорят на Пожаре». С пере­носом сюда основного торга площадь стали именовать Торговой.

В те времена торг был хао­тичный, без регламентации, кто, где и что продает. Лот­ки каждый торговец ставил сам или строил себе лавку, а то и дом; пожароопасные постройки время от време­ни запрещали и сносили, но они появлялись вновь.

Цену продавец и покупа­тель определяли в споре.

Была даже прослойка горо­жан, умевших очень хорошо торговаться, - и те, кто тор­говаться не умел, нанимали их для этого дела. Конфлик­ты из-за обмана с той или другой стороны решались дракой.

Во второй половине XVII века периметр площади украсили красивые здания; через идущий вдоль крем­левской стены ров перебро­сили мосты к Никольским и Фроловским (Спасским) во­ротам, и мосты сразу оброс­ли лавочками. У Фроловских торговали книгами, тетрадя­ми, лубками, заграничными гравюрами - «грамотно­стью», как тогда говорили.

Наименование площади Красной, «красивой», офици­ально утвердилось при царе Алексее Михайловиче, и он же в 1653-м издал Торговый устав. Таможенные пошлины и налоги с торговли собирал Приказ Большой казны.

Петр I дал всем людям право свободно вести тор­говлю с уплатой умеренных пошлин. Елизавета Петров­на отменила внутренние пошлины на торговлю, что способствовало росту все­российского рынка. Упоря­дочивание торговли при Екатерине II привело к тому, что в центре многих городов появились особые здания - Торговые ряды.

В Москве их было не­сколько: Средние ряды на Красной площади, Охотный ряд. Харчевой, Обжорный... В XVIII веке на месте обвет­шавших лавок на Красной площади появились Верхние торговые ряды - их проект разработал Джакомо Ква­ренги.

Прасолы и офени

На селе оборот матери­альных ценностей был не та­кой, как в городах.

Большинство крестьян снабжали себя самостоя­тельно: сами шили одежду из домотканых материалов, сами плели лапти, лепили горшки, плели уздечки, ре­зали дудки. Проблема была в том, что страна большая, а мест, где продают тон­кие ткани и щепетильный товар - иголки, булавки, - мало.

Те, кто жил поближе к го­родам, шли туда пешком, вели за собой на рыночную площадь скотину или несли на плече что-то для прода­жи. Продав, закупали необ­ходимое.

А жителей глубинки об­служивали прасолы и офени.

Прасолы скупали оптом у крестьян или помещиков зерно, рыбу и птицу, мясо, мед и воск, соль и смолу, меха, лен, щетину, шерсть и холсты, пеньку, а то и леса на корню. Этот класс посред­ников называли не только прасолами, но и хлебными сводчиками, маклерами, фак­торами и скупщиками.

Владимир Даль приводит в своем словаре их посло­вицу: «Проначишь трафилку, проначишь и хруст», что зна­чит: «Проиграешь копейку, проиграешь и рубль». Назва­ние рубля «хрустом», однако, говорит нам о том, что по­словица возникла не раньше времен Екатерины II, ибо до нее бумажных ассигнаций на Руси не было. Но началась их деятельность наверняка раньше, как минимум при Петре.

Товар они сдавали дель­цам покрупнее, а те перерас­пределяли его по рынкам, для продажи в розницу, или передавали дальше - купцам гильдейским. Иностранцы по закону напрямую ничего ску­пать не могли, а только через отечественных посредников.

Исчезли прасолы прибли­зительно в 1860-х.

Офени развозили мелоч­ный галантерейный продукт, книги, лубки, серьги и колеч­ки. Были они преимуществен­но оброчными крепостными из Владимирской губернии, но по какой-то причине все называли себя выходцами из Афин. Отсюда и назва­ние: «афиняне», «офиняне», «офени»... Есть версия, что в офени перешли скоморохи, когда власти стали их «кошмарить». По словарю Даля, офеня (афеня) - ходебщик, коробейник, щепетильник, мелочной торгаш вразноску и вразвозку.

У них был свой уклад жиз­ни; говорили они на тайном профессиональном языке, который назывался «феня» или «музыка»; владели осо­быми приемами рукопашно­го боя. Где-то, наверное, со­бирались и тренировались.

Офеням посвящена поэма Некрасова «Коробейники». Отрывок из нее известен

как песня «Коробушка»: «Ой, полна, полна моя коробуш­ка, Есть и ситец, и парча». С парчой Некрасов невольно обманул читателя. Офени не таскали с собой тяжелых ру­лонов ткани, ведь крестьян­ки не шили себе парчовых платьев, им нужны были парчовая тесьма и шелковые ленты для декора своих до­мотканых одежд, и ситцевые платочки, не более.

Причем подавляющую часть этих тканей производи­ли сами крепостные!

При Екатерине II была объ­явлена полная свобода «ру­комеслу и рукоделию»; затем вышел именной указ о сво­боде заводить ткацкие станы с условием уплаты сбора в 1 рубль за стан, а потом от­менили все сборы от мелких промыслов.

К концу XVIII века крестья­не-кустари вовсю конкури­ровали с шелкоткацкими и прочими мануфактурами, а крестьяне-торговцы разори­ли гильдейское купечество, и оно покатилось к закату.

Дмитрий КАЛЮЖНЫЙ