27 июня 1711 года русские войска переправились че­рез Днестр и вступили на территорию Османской империи.

Этот поход, наряду с поражением под Нарвой, считается самым крупным поражением царя-ре- форматора. Но суровый урок нарвского разгрома сделал возможной победу при Полтаве, а вот пол­тавская победа привела к катастрофе на Пруте....

Причины, по которым Петр, не завершив вой­ну со шведами, ввязался в борьбу с турками, до сих пор вызывают удивление.

Турки начинают и... выигрывают

Чтобы избежать конфлик­та, следовало просто воз­держаться от требования выслать укрывшегося под крылышком султана Карла XII. Для турок же эта война являлась своего родом уда­ром на упреждение, посколь­ку было очевидно, что, закре­пившись на Балтике, Россия снова обратит свое внима­ние на Черное море. Значит, рассуждали в Блистательной Порте, следовало воевать сейчас, пока шведы еще мог­ли держать в руках оружие.

Спровоцировав Турцию на конфликт, царь на скорую руку начал планировать кам­панию в местах, о которых имел весьма смутное пред­ставление. Он даже не успел заручиться поддержкой союзных Саксонии и Поль­ши, хотя нашел себе новых партнеров. Турецкий вассал господарь Валахии Констан­тин Брынковяну пообещал поддержать русских 30-ты­сячной армией и обеспечить продовольствием. Господарь соседней с Валахией Молдо­вы Дмитрий Кантемир был не столь щедр на обещания, но тоже выражал готовность помочь с продовольствием и выставить 6-тысячный кор­пус. На берегах Адриатики подняли восстание сербы и черногорцы.

У Петра I возник соблазн выиграть все и сразу, не толь­ко закрепившись на Черном море, но и, возможно, овла­дев Стамбулом. В поход он отправлялся с уверенностью в победе, взяв с собой супру­гу - будущую Екатерину I.

Соглашаясь на все, кроме рабства...

Иллюзии рухнули очень быстро. Кантемир выполнил свое обещание, но ресурсов Молдавии оказалось недо­статочно. Брынковяну же сохранил верность туркам. Если при выступлении от Киева в марте 1711 года чис­ленность русской армии до­стигала 80 тысяч, то к июлю, моменту перехода через Прут, из-за нехватки воды, продовольствия, болезней, а также необходимости остав­лять гарнизоны в занятых пунктах, она сократилась примерно до 45 тысяч.

Между тем двигавшаяся Петру I навстречу турецкая армия великого визиря Балтаджи Мехмеда-паши на­считывала почти 120 тысяч штыков и сабель. Еще почти 70 тысяч находились под на­чалом крымского хана Девлет-Гирея II.

19 июля, в самую жару, главные силы русских были окружены противником в безводной местности. На сле­дующий день турки атакова­ли, но были отбиты, потеряв около 7-8 тысяч против при­мерно 2,5-3 тысяч у русских.

Бригадир Моро-де-Бразе свидетельствовал, что «царь не более себя берег, как и храбрейший из его воинов. Он переносился повсюду, говорил с генералами, офи­церами и рядовыми нежно и дружелюбно, часто их рас­спрашивая о том, что проис­ходило на их постах».

К утру 21 июля прижатая к Пруту русская армия была обложена турецкими поле­выми укреплениями. Идти в новые атаки янычары отка­зывались, но и шансы про­рваться Петр I оценивал как ничтожные. Турки во всяком случае обеспечивались всем необходимым, у русских же запасы практически закончи­лись.

Генеральские и офицер­ские жены подняли плач, сам царь бегал по лагерю в состо­янии, близком к истерике. На первое письмо визирь не от­ветил, тогда ему было посла­но второе, в котором грозили решительной атакой. Убедив­шись, что янычары в бой не пойдут, Балтаджи-паша со­гласился на переговоры.

Царь назначил на них сво­им уполномоченным Петра Шафирова.

В то же время, предвидя самое худшее, он отослал в Москву сенаторам с надеж­ным курьером письмо. «Уве­домляю вас, что я со всею армиею без всякой вины или неосмотрительности с нашей стороны, единственно по по­лученным ложным извести­ям, окружен со всех сторон турецким войском, которое вчетверо наших сильнее, и лишен всех способов к полу­чению провианта, так что без особенной Божией помощи ничего иного предвидеть не могу, так что со всеми наши­ми людьми погибну либо взят буду в плен. В последнем слу­чае не почитайте меня царем и государем своим и не ис­полняйте никаких приказа­ний, какие тогда, может быть, от меня были бы к вам писа­ны, пока сам я не возвращусь к вам. Если же я погибну, и вы получите верное известие о моей смерти, то избери­те достойнейшего из вас моим преемником».

Письмо это приводится в записках Якова Штелина, но подлинник не сохра­нился, что вызывает у мно­гих историков сомнения в существовании подобного документа.

Зато сохранилась за­писка Петра I к Шафирову: «Ставь с ними на все, кроме шклафства» (т.е. соглашайся на все, кроме рабства).

Сохраненная честь

О том, что именно вкла­дывалось в понятие «все», можно судить по инструк­циям царя Шафирову. Как минимум предполагалось отдать отвоеванный у турок в 1695-1700 годах выход к Черному морю с Азовом и Та­ганрогом. Поскольку других территориальных претензий к русским османы не имели, Петр предположил, что даль­ше они начнут хлопотать за интересы своего союзника Карла XII.

На этот случай царь согла­шался уступить отвоеванные у шведов Карелию и прибал­тийские земли, включавшие территории нынешних Эсто­нии и Латвии. А вот расста­ваться с Ингерманландией, на землях которой находился Санкт-Петербург, Петр I не хотел ни при каких обстоя­тельствах, предлагая в каче­стве компенсации Псков и его окрестности. (Хотя, по мне­нию некоторых историков, если бы турки начали наста­ивать, пришлось бы отдать и Ингерманландию с недостро­енным градом Петра.)

Царь соглашался признать претензии на польский пре­стол шведского ставленника Станислава Лещинского, что выглядело не совсем коррек­тно по отношению к другому претенденту - другу Петра I курфюрсту саксонскому Ав­густу Сильному. Впрочем, тот сам неоднократно предавал русских, что должно было избавить их от лишних тер­заний.

На подкуп визиря выдели­ли около 150 тысяч рублей, не считая взяток сановникам рангом поменьше. Легенда гласит, что царица Екатерина пожертвовала на это все свои драгоценности, однако нахо­дившийся при русской армии датский посланник Юст Юль говорит, что она всего лишь раздала драгоценности на хранение офицерам, а потом забрала их обратно. Русским повезло, что не желавший находиться при турецкой ар­мии в качестве простого на­блюдателя Карл XII остался в Бендерах и не смог влиять на ход переговоров. К счастью, визирь не желал таскать каш­таны из огня для шведов, так что условия мира оказались вполне терпимыми. Выход к Черному морю с крепостью Азовом пришлось отдать, две ново построенные кре­пости - Таганрог и Каменный Затон - уничтожить. В пользу Карла XII было составлено лишь два пункта. В одном русские заявляли о готов­ности заключить с ним мир на приемлемых условиях, в другом - обещали не препят­ствовать его возвраще­нию на Родину. Интерес­но, что договор едва не сорвался из-за двух вы­двинутых турками край­не обидных требований: выдать им на расправу Дмитрия Кантемира и оставить всю находившу­юся при русской армии артиллерию. Петр, еще недавно соглашавшийся на все, кроме рабства, категорически отверг то, что не соответствовало его понятиям о чести. В результате от требования выдачи Кантемира турки отказались, артил­лерию же они должны были получить в обретенном на срытие Каменном Затоне.

23 июля 1711 года договор был подписан. На следующий день, когда русская армия со свернутыми знаменами оставляла свой лагерь, перед Балтаджи-пашой предстал примчавшийся из Бендер Карл XII.

На требование разорвать договор визирь ответил: «Ты уже их испытал, и мы их зна­ем. Коли хочешь, нападай на них со своими людьми, а мы заключенного мира не нару­шим». Карлу XII оставалось лишь слать гонцов с жалоба­ми султану.

На всякий случай визирь отказался от присланной ему русскими взятки, однако сул­тан, не столько идя на поводу у шведов, сколько проводя очередную кадровую роки­ровку, снял его с должности и через год приказал удавить на острове Лемнос.

Окончательный же мир­ный договор был подписан в 1713 году в Адрианополе, практически повторив усло­вия Прутского договора.

Вернувшись с берегов Прута в Санкт-Петербург и принимая прихлебателей, поздравлявших его с успеш­ным завершением похода, Петр I говорил: «Я чувствую себя как человек, который должен был получить сотню палок, а получил только пол­сотни».

При этом он до конца дней ругал себя за неосторож­ность, едва не лишившую его плодов всех предыдущих успехов, и мечтал вернуть утерянные земли.

Дмитрий МИТЮРИН